После многочисленных «реформ» в охотничьем хозяйстве в Карелии сложились идеальные условия для ведения мутного охотничьего бизнеса. Дичи в карельских лесах с каждым годом становится все меньше.

Можно по-разному относиться к охоте. Можно быть ее фанатом и горячим сторонником, а можно люто ненавидеть всех тех, кто умерщвляет животных и птиц больше забавы ради и ради трофеев, чем для добычи необходимого пропитания. Но это явление существовало и будет существовать независимо от общественных дискуссий и общественного мнения.  Другое, дело, что охота не должна превращаться в варварство, тотальное уничтожение дикой природы. Но именно это мы и наблюдаем в Карелии.

После многочисленных «реформ» в охотничьем хозяйстве республики, после бесконечного передела-передачи полномочий от одного министерства другому, после ликвидации одних охотничьих организаций в пользу создания других и системной «перенарезки» территорий этих хозяйств, в Карелии сложились идеальные условия для ведения мутного охотничьего бизнеса. Зачастую местные охотники-любители оказываются в ситуации, когда они полностью окружены лесными угодьями, где им охотится попросту нельзя. А если очень хочется — надо иметь связи и деньги. И настоящие хозяева лесных угодий могут находится за сотни и тысячи километров. Что происходит в таких лесах, в какие сроки осуществляется охота и в каких объемах выбивается дичь — самому богу не известно. Ведь в этих угодьях полновластный хозяин и контролер тот, кого назначит арендатор. Никакого государственного контроля, пусть даже на формальном уровне, нет. Все учеты и отчеты — со слов и документов, представленных заинтересованной стороной.

Сегодня ни государство, ни общество не контролирует того, что происходит в охотничьих угодьях республики, закрепленных за разного рода обществами  и организациями. Сама система выстроена таким образом, что общественный контроль просто исключен.

Нет, видимость борьбы с браконьерством, конечно же, существует. Ежегодно находятся мелкие «брэки», которых нахлобучивают за охоту вне сроков, за безлицензионную добычу зверей или птиц, за хранение незарегистрированного оружия и т. д. Но все это мелочи по сравнению с тем теневым охотничьим бизнесом, который имеет место быть в лесах Карелии.

В не столь далекие еще советские времена существовало общественная организация охотников и рыболовов. Получить охотничий билет можно было не иначе, как отходив кандидатский стаж и сдав экзамен на знание охотничьего минимума. Каждый год необходимо было платить взносы и отрабатывать установленное количество часов на благо восстановления численности животного мира. Исходя из активности охотника на отработке, выделялись лицензии на добычу лося. А ныне получать лицензию на добычу лося надо ехать в столицу республики, где все решит простая лотерея: кто успел, тот и купил.

В те времена за порядком в охотничьих хозяйствах следили сразу несколько структур — от инспекторов Госохотнадзора, до сотрудников комитетов по охране природы, лесничих и егерей. Тогда и наличием охотничьего билета могли похвастаться не многие, сегодня он есть чуть ли не у каждого второго.

Охотничьи инспекции в районах республики — это, как правило, два-три человека с минимальным набором полномочий, с минимальными возможностями по контролю и наблюдением за охотничьими угодьями. Разделив тысячи гектаров лесов на количество инспектирующих эти леса людей приходишь к выводу, что скорее их вовсе нет, чем они есть.

А нагрузка на животный мир дикой карельской природы растет год от года. Транспортная доступность при наличии современной техники перестала быть проблемой. На внедорожниках и снегоходах (а для VIP-клиентуры и на вертолетах) забраться сегодня можно куда угодно — хоть к черту на рога.

Профессиональные охотники на медведя и лося, обеспеченные всем необходимым оборудованием и снаряжением — от поисковых собак и снегоходов, до дальнобойного нарезного оружия, джи-пи-эс навигаторов и датчиков на собачьих ошейниках, - это вам не любители сафари, которые чаще стреляют по пивным банкам, нежели по реальной дичи. Эти ребята не размениваются на мелочевку, а добывают мясо профессионально: на продажу, с целью зарабатывания денег. И как вариант — служат проводниками для обслуживания богатых клиентов и VIP-персон из Москвы и Санкт-Петербурга, которые за очень большие деньги хотят приехать в Карелию, без лишних хлопот добраться до места охоты, сделать пару выстрелов и отметить это дело где-нибудь вдали от любопытных людских глаз. Естественно, в задачу проводника входит не просто отвести персону в тайгу, но привести его на место забоя зверя, так, чтобы без сюрпризов и неудач — гарантировано «на поражение». Один такой охотник может запросто заработать себе за два-три выезда на безбедную жизнь в течение долгого времени. 

Конечно же, говоря о таком бизнесе, прежде всего надо иметь в виду, что он большей частью нелегальный. Для того, чтобы быть «в теме» такого бизнеса, надо быть не простым охотником, а персоной, если не приближенной к кругу тех, кто контролирует и лицензирует всю охотничью деятельность в округе, то, как вариант — быть человеком с хорошими связями. 

Существующие лимиты отстрела дичи соблюдаются единицами охотников, которые еще по старой привычке чувствуют свою ответственность перед природой. Для подавляющего большинства молодежи принцип «стреляй во все, что движется» - основополагающий. Настоящим бичом для обитателей леса стала так называемая охота с подъезда, когда дичь, в особенности, боровая, отстреливается прямо из автомобиля, в упор, наверняка и в массовом порядке. Это, конечно же, браконьерство в чистом виде, но многие даже этого не осознают и вывешивают в социальных сетях фотографии своих «охотничьих подвигов».

Результат нашего варварского отношения к природе виден повсюду. Если еще 20 лет назад, гордость Карелии — глухарь, — повсеместно встречался даже на лесистых окраинах поселков и деревень, то теперь в поисках этой птицы иногда надо проехать и пройти десятки километров. Заметно упала численность тетерева, даже рябчики, которые встречались в лесах повсюду и в больших количествах, начали исчезать. Бодрые отчеты охотпользователей о численности лосей, оленей, медведей, боровой дичи, боюсь, мало отражают действительное положение дел. Дичи в карельских лесах с каждым годом становится все меньше.

Люди, часто выезжающие в Финляндию на автомобилях, все время рассказывают о частых встречах в дороге с представителями дикой природы. Животные и птицы встречаются в Финляндии практически повсеместно. Как же так, ведь Финляндия — гораздо более урбанизированная страна, нежели Карелия, с населением, чуть ли не в 10 раз превышающим население нашей республики? Почему у них обитатели леса живут и процветают, а у нас они медленно, но верно исчезают? Ведь даже если тупо подсчитать количество охотничьих стволов, то Финляндия опередит Карелию на десятки, если не сотни тысяч.

Дело тут, видимо, совсем в другом. В том, например, что в Финляндии вообще запрещена весенняя охота. В том, что лимиты добычи охотничьих трофеев рассчитаны таким образом, что вреда окружающей среде они не приносят. В том, что любой охотник, желающий поохотится в Финляндии обязан получить охотничью карту, уплатить страховку, а если речь идет об охоте на крупного зверя, то еще и сдать экзамен по стрельбе по неподвижной и движущейся цели. В том, что охотничье законодательство Финляндии охотниками соблюдается неукоснительно, что говорит о высокой охотничьей культуре финнов. В том, что в Финляндии есть масса стрельбищ и полигонов, где любители пострелять могут отвести душу на стендах и тарелочках. Ведь многие мужчины, испытывающие трепетные чувства к оружию и к стрельбе, вовсе не желают кого-то убивать. Им достаточно вволю пострелять по мишеням и удостовериться в своих стрелковых навыках.

Но главное, что в Финляндии выстроено исключительно хорошо и правильно — это система как лесовосстановления, так и система возобновления охотничьих ресурсов. Страна со сравнительно небольшой территорией и с пятимиллионным населением (более 250 000 финнов состоит в Лиге охотников) не может рассчитывать на то, что в результате нагрузки на природу со стороны человека, она сама справится с задачей пополнения численности видов. На примере Карелии понятно, что даже с меньшим количеством охотников, сама природа не справляется.

У нас же большей частью все пущено на самотек. Кроме активной деятельности человека на животный мир влияет и масса других неблагоприятных факторов — от суровых зим до дождливых летних сезонов, - способных вносить свои коррективы в численность птиц и млекопитающих.

Конечно, огромная часть проблем в охотничьем хозяйстве складывается из совершенно неповоротливого федерального законодательства, которое глобально «регулирует» правила охоты на всей территории РФ — от Кавказа до Баренцева моря, от Калининграда, до Владивостока позволяя регионалам вносить лишь небольшие коррективы в местные правила. Этот региональный минимум никак не может серьезно повлиять на положение дел в конкретном регионе по конкретно сложившейся проблеме. И если мы желаем сохранить и приумножить животный мир, скажем, Карелии, или Дальнего востока, то и региональное законодательство должно, во-первых, плясать от местных территориально-климатических условий, а во-вторых, оно должно иметь преимущество перед федеральными  законами, регулирующими общие вопросы охоты на территории РФ. Иначе никак. Иначе универсальный федеральный гребешок выстрижет все регионы по образу и подобию, что нанесет природе невосполнимый ущерб.

Вполне естественной превентивной мерой по сохранению животного мира стал бы всякий запрет на весеннюю охоту. Большего идиотизма и буквально издевательства над природой, чем охота в брачный период, придумать, пожалуй, невозможно. Собственно говоря, это и охотой назвать трудно: на весенних токах и брачных играх пернатые теряют всякую бдительность и становятся легкой добычей охотников. И хоть законодательство предписывает добывать в весенний период только самцов и только из укрытия, кто там разбирается, когда стреляет влет по утиной стайке — в кого попадет очень уж неизбирательный заряд дроби, выпущенный из ружья 12 калибра? С большой долей вероятности, кроме добытого селезня, свои порции свинца получат и другие птицы. Чтобы потом умереть от ран где-то в траве и камышах. А ведь каждая погибшая на весенней охоте утка — это целый выводок (5, 7, 10, 12) не родившихся утят. Вот и подсчитайте, какой ущерб природе способен нанести только один охотник, выехавший пару-тройку раз на весеннюю охоту и оставивший в лесу несколько своих подранков…

Еще одной мерой по восстановлению численности, например, боровой дичи, мог бы стать ежегодный мораторий на охоту для одного из видов. В один год запретить всякую охоту на глухаря, в следующий год — на тетерева, третий год — на рябчика. Строго говоря, на глухаря следовало бы закрыть охоту сразу на два-три года, тогда можно было бы уверенно прогнозировать рост численности данного вида. Просто всем нам надо прийти к пониманию очень простой, но важной истины: через несколько лет охота на глухаря в Карелии превратится в погоню за синей птицей и сегодня важно выбрать — либо мы сейчас откажемся от добычи глухаря на какой-то период времени, либо через некоторое время мы откажемся от этой охоты уже навсегда по причине исчезновения вида.

Важно проводить работу и среди остальной части населения, которая, хоть и не является охотниками, но тоже в значительной мере влияет на численность животного мира. Особенно в сельской местности Карелии принято при всяком выезде в лес — на рыбалку, на сбор ягод, просто на отдых, - тащить следом своих четвероногих друзей. Собаки, милые, преданные и такие ласковые к хозяевам животные, становятся в лесу настоящими варварами, машинами для убийства. Май, июнь — это время вскармливания детенышей, время, когда птица водит свои выводки по земле, только в конце июля они полноценно встают на крыло и приобретают навыки ухода от преследования. Сколько кладок, птенцов и детенышей мелких млекопитающих уничтожают собаки в начале лета — подсчитать невозможно, но представить вполне реально: если собака, имеющая минимальные охотничьи навыки, найдет в лесу глухариный выводок, она уничтожит его полностью. Не для пропитания, просто так, подчиняясь древнему охотничьему инстинкту. Поэтому вопрос выгула собак в начале лета в лесу — далеко не праздный. Можно быть ярым защитником дикой природы, категорически не любить охоту, но перечеркнуть все свои идеалы, всего лишь раз выгуляв свою собачку в лесополосе без поводка и без надзора. И вы даже не узнаете, кого и в каком количестве ваш питомец успел удушить за несколько часов.

Мы все живем в очень замкнутом мире, какими бы обширными и необъятными не казались нам леса. Карелия — это всего лишь узкая полоса тайги между Финляндией и Белым морем, между Заполярьем и насыщенной промзонами и людьми Ленинградской областью и Санкт-Петербургом. Мы все видим, что экологическая ситуация меняется на протяжении жизни всего одного поколения. Меняется не в лучшую сторону. Банально звучит вопрос — что мы оставим своим детям и внукам, - но именно он сегодня стоит во главе угла. Ведь оставить мы должны не только леса с дичью и озера с рыбой, мы должны привить своим детям и оставить им в качестве наследия культуру общения с дикой природой. Пока же мы не оставляем ничего — каждое новое поколение все более агрессивно эксплуатирует природу.

Решать проблемы дикой природы, ее благополучного сосуществования с человеческой цивилизацией надо не в тот момент, когда мы подошли к критической точке, а тогда, когда только-только появляются признаки наносимого природе ущерба. И хотя сегодня еще не поздно взяться за решение этой проблемы в Карелии, по уму этим надо было заняться уже позавчера.

Андрей ТУОМИ