Как карельский реставратор Виталий Скопин ввязался в реставрацию Преображенской церкви и остался в профессии

«Эта непростая Преображенская церковь», – говорят сегодня специалисты, которые в свое время пытались спасти всемирно известный памятник от разрушения. Скольких специалистов этот символ музея-заповедника «Кижи» и всей Карелии морально травмировал, никто не считал. После неудач на этом памятнике еще до комплексной его реставрации далеко не все смогли вернуться в профессию. Но сейчас работами на Преображенской церкви, включенной в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, занимаются люди, которые сумели справиться с основными бедами этого объекта. Прошли ли они испытание Преображенкой до конца? Когда Преображенская церковь, отмечающая в нынешнем году 300-летие, предстанет во всей красе перед туристами, приезжающими на остров Кижи со всего мира? Об этом и многом другом «Вестям Карелии» рассказал директор архитектурно-реставрационного центра «Заонежье» Виталий Скопин.

«Ребята, вы - глупцы!»

 - Виталий, вы уже почти три года занимаетесь реставрационными работами Преображенской церкви. Очереди из желающих взяться за этот объект до вас не было. Как вы-то решились подступиться к памятнику, который до этого не оставил и следа от амбиций многих известных советских и российских реставраторов?

 - Руководство музея долго и подробно вникало в уровень квалификации разных реставрационных компаний. Организаций, которые действительно способны были претендовать на уровень Преображенской, немного.  Мы плотно стали работать с музеем «Кижи» с 2004 года. За это время сделали несколько десятков объектов, из которых одним из самых серьезных был памятник федерального значения  - Дом Елизарова. Это единственный сохранившийся объект гражданской архитектуры, где топили по-черному. Вообще мы с моим ближайшим другом и заместителем Алексеем Чусовым перебрали более десятка объектов повышенной сложности. А в реставрации переборка – это особое направление. Профессионально этим сегодня занимаются пять компаний на всю страну.

 Когда нас позвал участвовать в конкурсе на Преображенскую церковь Николай Попов, тогда замдиректора музея «Кижи» по реставрации, мы отказались. Отказались, потому что нам казалось, что это чрезвычайно сложный проект. Да, был страх. И не знаю, как бы сложились наши отношения с Преображенской церковью дальше, если бы мы не познакомились с потрясающим человеком  - профессором Берлинского университета Енцем Киклером. Это профессионал высочайшего класса. Однажды он задал нам вопрос: «А как там Преображенская церковь?». Мы сказали, что нас звали на конкурс, но мы не посмели. Енц сильно расстроился: «Ребята, вы -  глупцы! Такое предлагают раз в жизни. Вы бы не увидели и половины моих объектов, если бы я не был авантюристом». Эти слова засели в наше сознание. И по возвращению на родину, каково было наше удивление: нам вновь предложили работу на Преображенке. Конкурс тогда был выигран питерской компанией, очень сильными металлистами. Но как реставраторы деревянных памятников они ничего не могли сделать. Необходимо было разобрать нижний ярус Преображенской церкви, и мы оказались на субподряде. А через некоторое время самостоятельно участвовали в конкурсе и полностью брали на себя ответственность за реставрацию. Так что мы были с самого начала реставрационных процессов на Преображенской церкви.

- Насколько известно, ваши коллеги вас не поддержали в этом порыве. Почему?

- События для нас развивались неприятно. Когда некоторые наши друзья и коллеги узнали, что мы взялись за эту работу, к нам стало расти недоверие. Им казалось, что мы берем на себя больше, чем можем, что эту работу не сделать. Отношения с нашими педагогами - Вячеславом Петровичем Орфинским и Александром Владимировичем Поповым - стали охладевать. Потом общение с ними прекратилось почти на год. Тогда бессмысленно было что-то объяснять, нужен был результат. Мы работали, как сволочи. И день, и ночь думали о том, как все это сделать достойно.

-  Но в прошлом году произошло знаменательное событие в жизни Преображенки. Комиссия ЮНЕСКО, которая приезжала на Кижи с инспекцией, осталась в восторге от реставрационных работ на памятнике. Теперь коллеги с вами общаются?

- В прошлом году, действительно, произошел переломный момент. Академик Орфинский, давая интервью, сказал, что, возможно, это лучшая реставрация, которую он видел в своей жизни. Все члены комиссии, а их было много от Минкульта РФ, выразили восторг по поводу того, как все получается. И самый больший сюрприз - Александр Попов, непримиримый противник этого проекта, признал наш успех. Тогда глава департамента министерства Владимир Цветнов предложил создать на базе музея методический центр. Мол, пусть на острове формируют главные реставрационные идеи, как дальше другим реставраторам работать в стране.

Учиться не у кого

- Голова от успеха не закружилась?

- Определенная эйфория в тот момент была. Но мы-то прекрасно понимали, что это лишь этап и впереди еще много сложностей. Хотя именно перед приездом комиссии у нас был кризис. Это было осенью позапрошлого года, когда мы собирали уровень церкви, на котором расположены окна и двери. Это самый деформированный уровень. Нас посетило тогда отчаяние, мы не знали, как его собирать. А не понимали, потому что именно на этом уровне в свое время Ополовниковым было сделано множество врезок из бревен. Там были проведены противоаварийные работы – в очень сильно деформированные стены врезали новые элементы. Они не давали нам собрать объем с правильной геометрией.

Чтобы представлять сложность этого проекта, мало увидеть и осознать, насколько это непросто, когда памятник висит в воздухе (мы используем метод лифтинга). Это одна проблема. Самое сложное - это понять, почувствовать деформации. Отчего они появились? Что с ним делать? До какой степени их выправлять? Когда приезжают специалисты, они смотрят в первую очередь на тщательность исполнения работ: как сочетается старый материал с новым, насколько качественно сработали плотники, насколько их работа соответствует оригиналу. Задача реставратора в деревянном зодчестве – понять, как работали создатели этого объекта. Начиная с того, ставили они леса или нет. С какой стороны эти леса появлялись? Каким инструментом они работали? Это все нужно прочитать реставратору, а потом попытаться повторить.  Почему это важно деревянщикам? Потому что в начале 21 века мы осознали, что деревянное наследие исчезает в геометрической прогрессии. Оно рассыпается на наших глазах. И рано или поздно наши внуки обнаружат, что от оригинала почти ничего не осталось. От памятников 17-18 века скоро ничего не останется. И если мы после себя оставим наш современный новодел, наше прочтение, то это будет неинтересно, это не будет иметь никакого отношения к памятнику. Ведь памятник – это не просто сосновые или еловые бревна, это еще и отношение к материалу. Это целая философия.

- А где сегодня учат этой философии?

- Это большая проблема. В середине 20-го века отпала стратегическая потребность в плотниках. В стране строили только бараки из бруса, чтобы расселить людей. Профессия плотника вымирала. И когда наш педагог Попов в конце 70-х годов появился на Устюге и увидел определенные следы на памятнике, стал задавать вопросы так называемым плотникам. И очень быстро понял, что учиться-то не у кого. Достаточно было нескольких десятилетий, чтобы традиции, которые передаются из поколения в поколение, были прерваны. И тогда у Александра Владимировича возникла мысль, что надо учиться прочитывать следы и восстанавливать утраченные технологии. Так, в нашей стране появился специалист, который намного глубже всех остальных занимался этими вещами. Нам невероятно повезло, что Вячеслав Орфинский занялся этим направлением на базе ПГС в Петрозаводском госуниверситете. К сожалению, мы были последним выпуском Орфинского. А потом мы попали к Александру Попову. Четыре года с ним отработали. Без прохождения такой школы невозможно было бы качественно работать в нашей области. Так или иначе, сегодня те, кто серьезно занимается переборками, это люди, которые работали с Поповым.

Без команды мы ничто

- Вы создали серьезную команду плотников, которые с вами работают на Преображенке. А сотрудники музея помогают?

- Без коллектива, который в музее занимается непосредственно Преображенской церковью, ничего нельзя было бы сделать. Татьяна Незвицкая, Дмитрий Луговой, Александр Куусела, Татьяна Концевенко, Александр Козлов, Александр Любимцев – настоящие профессионалы, которые выполняют колоссальную работу. Без них мы бы просто встали.

- А когда из музея ушел руководитель по реставрации Николай Попов, это сказалось на вашей работе?

- Нам его не хватает. Николай Леонидович – это был наш маршал Жуков. Он был жестким, требовательным, практически бескомпромиссным. Этот человек уже вошел в историю мировой реставрации. Без него, если бы реставрация Преображенской церкви и началась, она началась бы с совершенно другими данными. В первые годы приезда специалистов ЮНЕСКО акцентировалось внимание на том, что такой подготовки реставрационного процесса, никто и нигде не видел. Казалось бы, какая разница, где работать – непосредственно на погосте или в комплексе? А разница колоссальная. Одно дело, когда мастера работают в закрытом помещении, на них не дует, не капает и не морозит. И совсем другое, когда люди трудятся на улице. Кроме двух комплексов Поповым на погосте была сделана мощнейшая площадка вокруг памятника. Когда он ее возводил, мы считали, что он преувеличивает важность всех этих вещей. Тогда мы не понимали, что никто никогда не вывешивал памятники таких объемов. Это произошло впервые в мире. И разборка памятника  стала наисложнейшим процессом. А Попов  с самого начала реставрационных работ запустил сложный, но очень эффективный и продуманный технологический механизм. Он до сих пор работает.

- А когда все-таки мы сможем увидеть Преображенку без площадок и комплексов для реставраторов?

- Раньше говорили, что церковь откроется в 2014 году. Но надо понимать, что реставрация началась на пять лет позже, чем планировалось. Мы работаем, мягко говоря, не медленно. И здесь заслуга не только музея. В Минкульте РФ прекрасно понимают, что подгонять реставраторов - безумие. Сегодня в музее называют другую дату – 2018 год. Главное, чтобы финансирование проекта не прекратилось. С нынешней экономической ситуацией в стране, сложно что-то загадывать. На нас лежит задача – отреставрировать сруб Преображенской церкви, ее многоглавие. Осенью прошлого года мы перешли так называемый экватор. Половина физического объема памятника уже отреставрирована. Если все будет удачно складываться, то к осени нынешнего года более 60 процентов физического объема памятника будет готово. А комплекс останется. Он никому не мешает. Потом в нем будут реставрироваться другие памятники.

Памятник вырос на 1,5 метра. У церкви появилось нормальное основание: восстановлено несколько нижних венцов. Так что после реставрации Преображенская церковь будет еще стройнее. Она еще выше вознесется в небеса.

- Ну а есть ощущение, что вы уже вошли в историю, как великие реставраторы? Ведь больше такого памятника деревянного зодчества нет.

- В один из приездов представителя Международного совета по сохранению памятников и достопримечательных мест (ИКОМОС) Эндрю Поутера, члена комиссии ЮНЕСКО, я спросил: «Вы везде ездите с инспекциями. Что-нибудь похожее по сложности и масштабу в реставрации сегодня происходит?». Он улыбнулся и сказал: «Ничего такого не происходит и не происходило. Вы творите что-то невероятное». Но сама идея принадлежит не нам. Мы ее просто реализуем.  А вообще все, кто работал на этом памятнике, конечно, войдут в историю. Это самый сложный проект за всю историю отечественной деревянной реставрации. И мы рады, что все-таки нашли в себе силы ввязаться в эту историю. Вы верим, что с Преображенкой все будет хорошо.

Беседовала Наталья Соколова