Когда мы говорим о столице Российской Федерации — Москве, — то неизбежно говорим о понятии «федеральный центр». А раз есть центр, значит, существует и периферия. Московская периферия начинается аккурат за Московской Кольцевой Автомобильной Дорогой (МКАД). Территория «замкадья», — это и есть окраинная часть федерального центра. Окраина же в общероссийском понятии однозначно означает отсталость. Отсталость во всем — от экономики до социально-бытовых условий жизни населения.

И вот по этому образу и подобию «Москва — замкадье» выстроена вся система территориально-экономического деления России. У любого российского города есть свое замкадье, своя периферия с унылыми, полуразвалившимися поселками, разбитыми дорогами и пьяными мужиками.

Возьмем, к примеру, нашу республику. Замкадье Петрозаводска начинается уже в Прионежском районе. И если столица республики выглядит более или менее респектабельно на фоне своего замкадья, то на фоне федерального центра Петрозаводск — это «замкадье замкадья».

Но и это еще не все. Любой район республики, это, конечно же либо ближняя, либо отдаленная периферия Петрозаводска. Чем ближе к столице, тем видимее отличия, тем очевиднее некоторое благополучие ближних относительно дальних. Но ведь еще и в каждом районе есть свой районный центр и периферия — поселки и деревни, входящие в состав муниципального образования. И вот эта периферия — самый край замкадья, нищеты, безысходности и бесперспективности всех форм бытия: ни денег, ни работы, ни нормального жилья, ни дорог, ни социальной инфраструктуры.

На экранах российского телевидения это называется ласковым словом «глубинка». Под оптимистические наигрыши гармони мы видим расписные фасады добротных домов, розовощеких девушек, несущих коромыслом колодезную воду, стада жирных коров и непременного кота на завалинке.

В реальной жизни это называется куда более смачным и точным словом «днище». И реальная картинка отличается от телевизионной с точностью до наоборот: разбитые и раздолбанные дороги, покосившиеся столбы и дома, по самую крышу заметенные снегом, безлюдье, тоска и разруха.

Но зато в любом днище есть свой представитель власти. С хорошим государственным жалованьем, льготной пенсией муниципального служащего, с золотым парашютом и с пустым бюджетным кошельком. Он есть — представитель власти, — но сделать что-то в своем днище он не может: нет ни денег, ни полномочий. Да от него этого и не требуется. Почти единственной задачей государева чиновника в днище — это обеспечение правильного голосования обитателей днища в период перманентных выборов в РФ.

Единственная устойчивая вертикаль, созданная в Российской Федерации — это вертикаль власти. На нее, как на шампур нанизаны замкадья, регионы, республики, моногорода и тысячи, десятки тысяч российских днищ.

В днище может не быть ничего: ни школы, ни больницы, ни магазинов, ни почты, ни участкового инспектора, но представитель власти быть обязан. Поэтому хотя бы одно рабочее место в любом днище есть обязательно — это место главы поселения.

У нас много принято  говорить о социальном неравенстве общества, о его делении на богатых и бедных. Но почему-то у нас вообще не говорят о еще более глубоком территориальном неравенстве. И речь ведь здесь идет не только о неравенстве людей, но и о катастрофическом неравенстве самих поселений. Если в Петрозаводске и в нескольких более или менее благополучных городах Карелии еще строятся дороги, дома и социальные объекты, создаются предприятия и работает инфраструктура, то периферия донашивает и доедает последние крохи того, что создано еще в СССР. Донашивает на фоне происходящей реструктуризации, оптимизации и укрупнения, когда даже из больших поселков уводится в города вся инфраструктура: почты, банки, отделения полиции, больницы и т. д. В лучшем случае, остаются крохотные филиалы, в худшем — жители таких поселков сталкиваются с необходимостью ездить по каждому поводу и за каждой бумажкой за сотни километров. По дорогам, оставшимся от СССР…

Почему так происходит? Почему путешествуя по той же Финляндии, вы не найдете существенных различий в уровне жизни крупного города и небольшого городка? Почему вас никогда там не будет преследовать ощущения днища? Ведь далеко не все населенные пункты или муниципалитеты Финляндии самоокупаемы и недотационны. Далеко не все имеют в ближних окрестностях производственные мощности или туристические Мекки.

Все дело в том, что само государство обеспечивает всем территориям одинаковые темпы развития, независимо от вклада этих территорий в общую копилку страны.

У нас же все иначе. Часто приходится слышать от чиновников республиканского масштаба слова, звучащие, как обвинение в преступлении: вы — дотационный район, у вас нет никаких производств! Переводя с чиновничьего на человеческий — вы сосете деньги у государства и ничего не хотите у себя сами развивать. И сидят понуро в сторонке при разделе республиканского пирога дотационные районы. И ждут, когда им смахнут с барского стола крохи, оставшиеся после пиршества…

Жизнеспособна ли такая система? Есть ли будущее у такого государственного устройства, точнее, его отсутствия? Нет, конечно же! Потому что чем дальше идет разрушение периферии, тем ближе кризис государственного строительства вообще. Не трудно себе представить, что произойдет, когда окончательно обанкротятся одновременно несколько районов республики. А то, что это произойдет одновременно, сомнений нет — ведь сегодня все они влачат одинаково жалкое существование.

Что потом делать с массовым потоком «беженцев» из поселков внутри республики? Как быть со стариками, которые все-таки останутся на руинах поселков и деревень? Ужиматься до состояния нескольких городов с глухой тайгой между ними на сотни верст? Усыхать до состояния одной столицы безлюдной республики?   

Перспектива печальная, но она, тем не менее, вполне реальная. В условиях все более обостряющегося кризиса крах периферии надвигается с удвоенной скоростью. Уже сегодня есть районы в республике, связь которых с внешним миром, с республикой держится на одной-единственной дороге, которая рухнет из-за отсутствия каких бы то ни было ремонтов, через пару-тройку лет. В которых напрочь отсутствует производство, не считая нескольких мелких частных пилорам. В которых более или менее комфортно живут только те, кто кормится с бюджета: чиновники, учителя, медики, полиция… Все остальные — уже не у последней черты, а далеко за ее пределами. Как у экономического кризиса не существует дна падения, так и у днища не существует черты бедности. Ибо назавтра будет еще хуже…

Андрей ТУОМИ