Жители республики не заинтересованы в изучении карельского языка.

Знакомая, дочь которой учится в финно-угроской школе, рассказала историю. Вызвали их в начале учебного года на родительское собрание и объявили: «Путин приказал ввести третий урок физкультуры. Чтобы его ввести, придется сократить часы на преподавание финского языка». «С чего это финского? – возмутились родители. В финно-угорской-то школе? Лучше что-нибудь другое сократить». В итоге сократили единственный для этого класса час карельского языка. Родители успокоились. Хотя, с другой стороны, им вроде и жалко: ребенок шесть лет язык учил, а на седьмом году все физкультурному коню под хвост?

История вторая еще короче. В этом году в ПетрГУ не было подано ни одного заявления абитуриента на специальность «карельский язык». Вот и решил я поинтересоваться, что же происходит у нас в республике с языком титульной национальности. Тем более что сам карел.

Некуда податься.

По данным министерства образования РК, в прошлом году карельский язык преподавался в 29 школах республики. Его изучали 1718 учеников из более чем 60 тысяч. В процессе были задействованы 45 педагогов. Помимо школ существуют группы обучения в некоторых детских садах, где тоже нужны педагоги. Так почему же не было ни одного желающего получить высшее образование?

Оказалось, все очень просто: податься потом с карельским языком особенно некуда, даже с университетским дипломом. Ниша его профессионального применения мала: педагогика да одна национальная редакция. Вакансии в школах, несмотря на маленькую зарплату, заняты и неизвестно, когда освободятся. Вот и не связывают молодые карелы свою судьбу с родным языком. Перспектив не видят.

Один знакомый карел, постоянно упрекающий меня в незнании языка, на мой вопрос, что ж он дочку свою не отправил учиться по этой специальности, возмутился: «Вот еще! Терять столько времени на «вышку», чтобы потом ждать, когда ей пенсионерка в сельской школе место освободит? Она у меня умница, перспективнее профессию нашла». Собственно, комментарии излишни.

Что касается карельского в школах, то практически все желающие изучать родной язык имеют такую возможность. Но тут проблема в статусе – карельский язык не входит в систему ЕГЭ. Учит его школьник 11 лет, а оценка ни на что не влияет. К тому же в последние годы идет процесс закрытия малокомплектных школ, расположенных в дальних деревнях и поселках, где больше всего проживает карелов.

Семья или школа?

Ситуация с ежедневным, бытовым общением на карельском абсолютно разная в городах и районах, особенно в национальных. Если в Петрозаводске мы совместными усилиями с друзьями и знакомыми смогли вспомнить всего несколько семей, где родители говорят с детьми на карельском языке, то на селе ситуация получше. К примеру, в Ведлозере или населенных пунктах Олонецкого района. И, тем не менее, даже здесь я постоянно слышу слова о том, что карельский язык умирает.
По образному выражению одной женщины, «вывалилась ступенька». В первую очередь, между бабушками и внуками, между мамами и детьми. Ведь недаром у карелов родной язык называется «муамон киели» – «мамин язык». По целому ряду причин матери и бабушки перестали разговаривать с детьми на карельском. И это отразилось не только на младшем поколении, но и бумерангом ударило по старшему. У олонецкой журналистки Алевтины Андреевой был замечательный рассказ о бабуле, ехавшей в автобусе – «Думайчин, что опоздайчен». Там героиня громко рассказывала о своей жизни, приделывая к русским матам карельские окончания, и искренне считала, что говорит на приличном карельском. Отсюда же берут начало многочисленные анекдоты типа «Мейян совхозасса корова много майдуа дает».

Боюсь навлечь на себя гнев многочисленных жалобщиков на отсутствие господдержки, но считаю, что не в ней дело. Язык не умирает, пока на нем общаются в семье и с соседями. Никого не заставишь учить его в школе, если человек не чувствует потребности в родном языке.

И, раз уж заговорили о государственной поддержке, на мой взгляд, она существует в достаточном объеме (конечно, учитывая наши экономические и политические реалии). Можно и нужно предъявлять претензии к Госкомитету по делам национальной политики РК, но в существующих условиях он делает большую работу. Да, иногда ошибается, и не на все сферы хватает внимания. Но если суммировать основные претензии «националов», то останется: «Мало денег дают. И не всем». А этот упрек можно отнести к любому министерству или ведомству.

Думаю, карелам, болеющим за сохранение родного языка, нужно прекратить говорить о его умирании и мыслить как иждивенцы: «Государство должно!» Начинайте со своих детей, внуков, родных, соседей – говорите с ними по-карельски, развивайте востребованность языка. Будет востребованность – и государство никуда не денется, увеличит поддержку.

Только надо помнить, что она может принести как пользу, так и вред. Подобное, по мнению многих моих собеседников, произошло в карельской литературе.

«Графоманами так и остались»

Обитатели литературной среды, – а тем более, такой маленькой, как пишущие на карельском языке, – мягко говоря, обидчивы. Поэтому я не стану раскрывать имена своих собеседников, а рискну вызвать весь гнев на себя. Что же произошло в карелоязычной литературе за последние 15-20 лет?

Во-первых, надо сказать, что она все-таки есть. Появились несколько новых ярких имен. Но какого-то прорыва не произошло – их знают только специалисты и педагоги, использующие произведения в учебном процессе. Многие пишут стихи, но чаще всего это не поэзия, а нечто приближенное к частушечной традиции. По меткому выражению одного редактора, «явление есть, профессионалов нет. В союзы писателей понавступали, но графоманами так и остались». Произведения чаще всего сырые, структурно невыстроенные. Редакторам порой надо просто переписывать произведение, чтобы придать ему более-менее пристойный вид.

И тут как раз время вернуться к господдержке. В 90-е произошел всплеск национального самосознания, и тогда публиковали практически все, что было написано на карельском языке. К сожалению, это оказалось медвежьей услугой – авторы перестали работать над собой и развиваться. А зачем? Ведь сложилась ситуация, когда рано или поздно будет опубликовано все, независимо от качества и таланта. Лишь бы было написано на карельском. В итоге мы имеем пару забронзовевших местечковых мэтров и пару десятков человек, имеющих потребность писать на родном языке, но не имеющих стимулов или возможностей для профессионального роста. Мэтры издают тридцать третью книгу, переписывая самих себя, или с помощью министерств переводят свои стихи на десяток финно-угорских языков. А остальные... Дай бог им упорства, желания творить и хороших редакторов.

Может, я слишком обостряю формулировки? А может, именно это и нужно сделать, чтобы прекратить самообман авторов? Потому что для меня определению «карельская литература» больше соответствуют русскоязычные Георгий Чернобровкин, Дмитрий Новиков, Владимир Рудак и финноязычный Арви Пертту.

Коллега из журнала «Карелия» Армас Машин сказал: «За последние два десятилетия у вепсов появился Коля Абрамов. У карелов я такой яркой личности и такого прорыва не припомню». Позволю себе не согласиться – был такой прорыв. Только в музыке. И называется он Santtu Karhu.

«Национальные ансамбли – выставочные»

В 1987 году молодому карелу Александру Медведеву, ставшему позднее Сантту Карху, попалась в руки тоненькая книжка стихов карельского классика Владимира Брендоева. Его так «торкнуло», что он взял да и написал рок-н-ролл. А потом еще, еще и еще. Через два года создал группу «Talvisovat». И прогремел по всей… Финляндии. А потом и другим странам. Единственная группа в мире, исполняющая рок-музыку на карельском языке, оказалась больше востребована за границей, чем на родине. Там они дали сотни концертов, записали десяток дисков. А в Карелии, где могли бы стать лицом современной национальной культуры, «не пошли».

Сантту Карху считает, что скоро от культуры титульной нации в Карелии останется только вывеска: «Национальные ансамбли – выставочные. Даже в «Кантеле» практически нет носителей карельского языка, остальные поют выученные тексты. Хорошо хоть так. Только называть такие коллективы карельскими – все равно, что считать группу «ABBA» английской, потому что они пели на английском».

Кстати, Сантту Карху может вполне заслуженно гордиться тем, что в прошлом году карельский язык в Финляндии был признан языком национальных меньшинств и имеет мощную господдержку, направленную на сохранение и развитие. А интерес к нему среди живущих в Суоми карелов и их потомков в немалой степени пробуждал и поддерживал в течение двух десятилетий и Сантту Карху своим творчеством.

Во всем виноваты татары?

И все же, есть ли будущее у карельского языка? Многие, в том числе и руководитель общественной организации «Олонецкие карелы» Владимир Лукин, уверены, что для этого карельский должен получить в республике статус государственного. Почему этого не произошло до сих пор, ведь все предпосылки были, особенно в 90-е годы?

Такой законопроект готовился после I съезда карелов. И в 1998 году он поступил на рассмотрение в Законодательное собрание республики, но был отклонен из-за своей «сырости». И пока разработчики меняли концепцию и готовили закон о государственной поддержке карельского, финского и вепсского языков, Госдума «обломала» все надежды, приняв закон, по которому все языки, претендующие в субъектах на статус государственных, должны базироваться на кириллице.

Вообще-то, федеральный закон был направлен против Татарстана. Этот регион активно действовал по рекомендации Ельцина: берите суверенитета, сколько унесете. Но, видимо, набрал его слишком много и понес не туда, куда хотелось российской власти. Вот и получил по рукам. А заодно пострадала и Карелия. Так что со статусом карельского языка на ближайшие десятилетия все определено – вряд ли федеральная власть изменит мнение.

***
«Какое дело нам до этого? – задавали мне вопрос жители республики, не относящиеся к финно-угорским национальностям. – Вас, карелов, всего-то 9 процентов было по прошлой переписи, а сейчас и того меньше».

Да, в принципе, дела никакого вам нет. Спасение вымирающих – в руках самих вымирающих. Только уже были попытки объединить Карелию не то с Архангельском, не то с Мурманском. И может случиться так, что скоро все мы будем жить не в Карелии, а на непонятной территории с непонятным названием и статусом. Если нам до этого не будет дела.