Оптимизация объектов здравоохранения оставляет за собой руины.

Эта история – из разряда «письмо позвало в дорогу». Республиканская туберкулезная больница, которая находится в Медвежьегорске, уже не взывала, а буквально вопила о помощи. Точнее, уже не больница, а то, что от нее осталось. Старое здание бывшей всесоюзной здравницы за месяц «беспризорности» оказалось разобранным почти до кирпичей. Больных из него вывезли; оказавшись между двумя ведомствами, за месяц, пока велась юридическая переписка, строение превратилось в развалины.

В скупых строчках письма районной администрации к министерству здравоохранения – история учреждения, пережившего войну и перестройку, но, увы, не вынесшего чиновничьего равнодушия.
Ненужное здание

Фотографии здания, которое еще в конце сентября было полностью пригодным к эксплуатации, напоминают хроники бомбежек времен второй мировой войны: выбитые стекла, провалившиеся полы, вырванные с корнем доски. На полу – разбросанная документация, остатки медицинского инструментария. В письме сказано, что охрану здания никто толком не осуществлял. Его разносят на кирпичи и доски рачительные местные жители.

Заместитель главы администрации Медвежьегорского района Алексей Сергеев ответил по телефону, что ответа на письмо район все еще не получил. Непонятно даже, передана ли больница министерству здравоохранения или нет…
Первая реакция самого Минздрава была удивительной: «Наши специалисты не будут с вами беседовать, потому что вы все время про нас гадости пишете», – сообщил пресс-секретарь Минздрава Павел Туманов. На вопрос, является ли эта позиция официальной, мы услышали обескураживающий ответ, что это мнение пресс-службы, и на сем – до свидания.
Сам министр здравоохранения Валерий Бойнич был более миролюбив. Выслушав наши вопросы о судьбе погибающего в Медвежьегорске лечебного учреждения, он обещал, что предоставит нам компетентных специалистов. После этого пресс-секретарь сменил гнев на милость и, уже не ожидая от нас каких-то письменных запросов, позвонил сам, записал все интересующие нас вопросы и предложил… не ехать в район. Мол, для нас есть очень простое решение проблемы: встретиться со специалистом, которого нам предоставят, а в район как-нибудь потом… ну, если надо. Мол, вам все и здесь объяснят, а больница все равно уже не работает.
Но мы этому доброму совету не вняли.

Новый поворот

...Мы подъехали к главному корпусу больницы и увидели стоявшую перед ним «шестерку». Из нее вышел молодой человек. Оказалось, охранник частного охранного предприятия. Сам офис ЧОПа «Русич» находится в Петрозаводске, а в Медвежьегорске – сотрудники, охраняющие по договору некоторые объекты.
– А, так это вы журналист, который должен подъехать, – почти обрадовался Андрей (так представился сотрудник).
– Да, вот хочу сделать пару снимков…
– А фотосъемка запрещена. Только с письменного разрешения Минздрава.
– Но Минздрав же знает, что я здесь, – удивляюсь я.
– Знает, потому мне позвонило начальство и сообщило, что съемка запрещена. Предъявите письменное разрешение.

Я пытаюсь узнать, на основании какого закона запрещена съемка старой, почти разрушенной больницы, когда в мобильном охранника раздается звонок. Оказалось, начальство ЧОПа беспокоится, тут ли журналист и охраняет ли их сотрудник здание от его посягательств.

Экскурсию по вверенной ему территории Андрей все-таки провел. Кроме главного трехэтажного корпуса, где были приемный покой, лечебное отделение и библиотека, на территории живописнейшего соснового бора стоят еще два деревянных здания и хозяйственные постройки. Все в состоянии практически полной разрухи.
– Мы приехали сюда 1 ноября этого года, – рассказывает Андрей, – и мало того, что мы застали корпуса практически в том самом состоянии, в каком вы их сейчас видите, еще и людей отсюда гоняли. Ведь за наживой приезжали аж на машинах, и не бомжи какие-нибудь, а весьма приличные на вид люди.
После экскурсии лично мне становится ясно одно – охранять здесь уже нечего.

Меры прокурорского реагирования

Разговоры разговорами, а снимки делать надо. В сердцах звоню в редакцию, мол, свяжитесь с министерством, что такое?!
– В прокуратуру отправляйся! – сурово бросает в трубку редактор. – Что за произвол?!

Но для начала мы едем в администрацию района. В медико-социальном отделе нас встречают отнюдь не радостно.
– Вы знаете, наше общее мнение: этот вопрос с вами не обсуждать, – сообщает мне начальник отдела Лариса Выткавичене. – Глава района тоже придерживается этой точки зрения.
– А как же письмо? – интересуюсь я.
– Какое письмо? Мне о нем ничего не известно. Здание это всегда было республиканской собственностью, и интересов района в нем никаких. Мы обдумывали возможность хотя бы частично разместить в нем несколько койко-мест, но о переводе на районный баланс и речи быть не может. Району не под силу такая громадина. Да и проблемы, в общем, нет. Больных перевели уже давно, а на весь район остался туберкулезный кабинет, где работают два фтизиатра: детский и взрослый. Если в больнице и были какие-то проблемы, то только главврач бывший о них и знает…

После такого поворота событий желание отправиться в прокуратуру утроилось.
– Олег Николаевич, примите у заезжего журналиста заявление о попытке воспрепятствования осуществлению профессиональной деятельности! – звоню я прокурору района Олегу Максимкову.
– Ну, подъезжайте, – гудит голос в трубке.
Олег Максимков выслушал обо всех моих злоключениях и покачал головой.
– Жаль, что вы поздно так приехали. На месяцок бы пораньше, когда здание еще можно было спасти, а сейчас – что? Уже поздно. Мы проводим проверку по всему этому безобразию, но сроки по ней еще не прошли, говорить что-то рано.

Мне пообещали, что, если я в самом деле буду писать заявление, – его у меня примут. Но предложили попытаться еще раз сделать снимки здания больницы. А заодно записать имя и фамилию охранника – ведь надо будет давать объяснения.

Гласность и открытость с письменного разрешения

Возвратясь к заброшенной больнице, я увидела, что охранник уже другой. Ребята сменились, как и говорили, через 12 часов. Новый сотрудник Александр уже знал, кто перед ним. Ну, не зря ж мы обещали вернуться…
В это время раздался звонок из редакции. Коллегам удалось связаться с министром, и Валерий Бойнич категорически отрицал, что со стороны министерства были какие-либо звонки в Медвежьегорск, министерство, мол, работает открыто и доступно. Но Александр по-прежнему требовал от меня письменного разрешения Минздрава. Я снова позвонила в пресс-службу: «А как же гласность? Открытость?»
– А мы гласны и открыты, и это вообще не наши инструкции, – ответили мне, – это инструкции охранного предприятия, и мы не можем их отменить.
– Значит, придется сообщить в статье, что слова министерства расходятся с делами.

Пока я выясняла отношения, охранник ЧОПа сам позвонил в петрозаводский офис и попробовал решить вопрос о съемке, но получил отказ.
– Может, вы сами позвоните? – предложил он мне.
Меня соединили с заместителем. Андрей Зиновьевич, так представился мужчина, неохотно выслушав, заявил, что ему известно, и кто я такая, и в чем, собственно, дело, но насчет съемки – нет. В трубке раздались гудки. Мы с Александром посмотрели друг на друга.

– Извините, Александр, но сейчас я поеду в прокуратуру писать на вас заявление, – сказала я.
– Это полностью ваше право, я вас понимаю, – ответил он.

Главное, чтобы не было жалоб

Но журналисты не могут уйти просто так, особенно когда день катится к закату. Я дохожу до поворота, где меня не видно из дежурной «шестерки», и ныряю в лес. К больнице есть и другой путь, через сугробы и лес. Но далеко уйти мне не удалось.
– Решен вопрос, иди снимай, – раздается в трубке голос измученного мной пресс-секретаря Павла.
Я выхожу из кустов на дорогу, а охранник идет мне навстречу, улыбаясь: разрешили.

Теперь мы снова гуляем у корпусов, совершенно официально.
– А вот однажды я поймал дедушку, который шел к больнице за дровами, – рассказывает собеседник. – Я его с трудом завернул, мол, извини, отец, нельзя… и в этот момент внутри корпуса рухнула крыша. Хорошо, обошлось без жертв.
Здание грустно хлопает нам битыми окнами, в огромные проемы видны высокие, когда-то белые потолки библиотеки.
– Там и сейчас книжки валяются, – говорит Александр, – только войти уже нельзя, мы все двери досками заколотили, чтобы никто не лазал…

Перед отъездом удается дозвониться до главы района Владимира Карпенко. Личной встречи не получилось, а по телефону он сообщил нам, что, конечно, тем, кто больницу закрыл, виднее, но его главная задача – чтобы у жителей не возникало проблем со здоровьем, ведь было обещано, что госпитализация будет проводиться по первому требованию. Пока жалоб нет.
– Раньше подобных учреждений на район было целых два, а теперь ни одного не осталось. Кстати, эта многострадальная больница построена была когда-то как настоящий курорт, а теперь получилось, что совсем никому не нужна.

Кому ключи отдать?

Впрочем, настоящую историю больницы нам рассказал ее бывший главный врач Иван Регици. Сейчас Иван Михайлович – простой пенсионер, а по сути – единственный человек, которому небезразлична судьба учреждения, где он проработал много лет.

Еще в 2002 году у медвежьегорской больницы были очень хорошие перспективы на будущее. До 2005 года ей ежегодно выделялись деньги на необходимый ремонт. Починили крышу, провели водопровод, электричество, канализацию. В 2005 году был выделен миллион рублей под документацию для капитального ремонта. Но желающих выполнить такую работу почему-то не нашлось. На этом все хорошее для больницы закончилось. С 2006 года начались тихие разговоры о ликвидации больницы, которые становились все громче. 3 августа 2008 года учреждение прекратило существование.

– Я знал, что меня уволят где-то к концу сентября, – рассказывает Иван Михайлович, – но до конца месяца я, бухгалтер и два шофера попеременно охраняли здание. 29 сентября я был в Петрозаводске, в министерстве здравоохранения, и спрашивал, кому передать больницу, кому ключи отдать. Но никто мне так и не ответил.
Ключи от закрытой и разрушенной больницы до сих пор хранятся у главврача. Толку от них уже никакого.
– 30 сентября, в день моего увольнения, я вышел из больничных ворот и больше там не был, – рассказывает Иван Регици.

Я вспоминаю, что, по словам охранника, официальный договор на охрану датирован 1 ноября 2008 года. За месяц полностью рабочее здание превратилось в инвалида.
Как нам стало известно, акт о приеме-передаче зданий больницы был подписан только 27 ноября, сотрудники министерской бухгалтерии приезжали к бывшему главврачу для подписания документов. Дата, стоящая в акте, – 18 августа. Именно в этот день нынешние развалины официально стали собственностью министерства…

В самом министерстве мне все объяснили просто. Здание оказалось у них на балансе совершенно неожиданно. Обычно никакой собственности у Минздрава нет, напротив, все объекты находятся в его оперативном управлении. И злосчастное здание больницы тоже должно было перейти на баланс обратно к Министерству природных ресурсов. А оно внезапно выпустило распоряжение, что теперь владелец здания – Минздрав.

– Вот и пришлось решать незапланированные проблемы, искать деньги, которых нет в бюджете, – поясняет начальник отдела материально-ресурсного обеспечения Сергей Катаев. – Да, здание целый месяц стояло без охраны. Оно старое и никому не нужное. Мы не смогли сделать там капитальный ремонт, и единственный выход – реконструкция, которая обойдется в баснословные деньги, и их тоже нет.

В министерстве уверены, что использовать его нельзя – современные требования разных организаций не позволят. А тут еще и охраняй его теперь, деньги выискивай, с участком земельным возись. В общем, был ненужный инвалид и стал еще более ненужным. А горькие слова бывшего главного врача больницы Ивана Регици, что подобное учреждение в районе необходимо держать еще не один десяток лет – настолько серьезная вещь туберкулез, – списывают на чувства, мол, человек работе жизнь отдал. Теперь же развалины, в которых до сих пор валяется старая мебель и рваные книги, охраняет частная охрана. Правда, не за 120 тысяч в месяц, как предлагал врач перед закрытием, а всего за 98 тысяч за два месяца. Бдительно охраняет то, что едва ли пригодно для использования.
Разве что только в качестве памятника бесхозяйственности.