России, которая так и не стала настоящей федерацией, не стоит призывать другие страны к "федерализации"

"Министр иностранных дел" самопровозглашенной ДНР Александр Кофман в недавней беседе с The Telegraph поделился глобальными планами. Оказывается, он хочет организовать своего рода "интернационал сепаратистов".

Показательно перечисление его возможных участников: "Техас, Шотландия, Фландрия, Венеция, Богемия – нет, не Богемия, а Баскония, Каталония…" Их он видит естественными союзниками "Новороссии".

Любопытно, что первым здесь назван Техас. Что ж, там действительно есть Техасское националистическое движение — довольно бойкая группа реднеков-оригиналов, которые готовы участвовать в любой медийной "движухе" вплоть до московских антиглобалистских конференций. И на этой конференции их представитель признал ДНРовцев своими "братьями по оружию".
Однако в самом Техасе к этой группе относятся скорее как к городским сумасшедшим. Никаким реальным политическим влиянием они не обладают, но устраивать арт-шоу за независимость штата им никто запретить не может — за них горой стоит Первая поправка.

Но если техасское сепаратистское движение — это такое слегка обезумевшее кантри, то в Европе все более концептуально и реалистично.

Среди самых заметных событий минувшего года — референдум в Шотландии и опрос в Каталонии. Хотя их организаторы не добились желаемого, очевидно, что тема регионального самоуправления становится очень популярной в Европе. Сам ЕС обретает все более федералистские черты — брюссельских "евробюрократов" уравновешивают десятки регионалистских движений, в том числе и представленные в Европарламенте.

Референдумы о самоопределении Крыма, а также неизвестных ранее региональных образований — ДНР и ЛНР — состоялись даже раньше шотландского. Но увы, на этом формальное сходство с европейским регионализмом заканчивается, и непредвзятому наблюдателю открывается радикально противоположная природа этих событий.

Во-первых, все европейские регионалистские процессы последних лет носят подчеркнуто мирный характер и основываются на расширении прав местного самоуправления, согласно хартиям ЕС. Североирландский и баскский конфликты остались в "доЕСовской" эпохе. По существу, шотландских и каталонских активистов невозможно именовать "сепаратистами" — поскольку они вовсе не собираются покидать единое политическое пространство Евросоюза. Явный контраст со ставкой на «военно-повстанческое» решение региональных проблем в Донбассе.

Далее — ни в шотландском, ни в каталонском движениях за независимость невозможно увидеть интересов какой-то другой страны, скажем, Франции или Германии. А вот повстанцы Крыма и "Новороссии" сразу и однозначно заявили о своей пророссийской ориентации. Такую политику уже нельзя называть регионализмом, который стремится к самоуправлению. Это ирредентизм — стремление выйти из одной страны и присоединиться к другой.

Движущим мотивом ирредентизма обычно является тот или иной этнический национализм, "воссоединение нации в едином государстве". Таков был итальянский ирредентизм XIX-XX веков, нацистские "аншлюсы" Судет и Австрии и т.д. Этому же историческому прототипу соответствует и активно насаждаемая с прошлого года доктрина "русского мира".

Есть и иной парадокс новейшей российской политики, который историк Андрей Захаров именует имперским федерализмом. Он исходит не из внутренних потребностей в региональном самоуправлении, но из внешних задач имперской экспансии.

Возможность такой инверсии федерализма отметил еще полвека назад американский политолог Уильям Райкер (Riker W. H. Federalism: Origin, Operation, Significance. Boston: Little, Brown, 1964). Он выдвинул концепцию, согласно которой в современном мире, когда колониальные империи окончательно ушли в историю, именно федерализм становится единственным способом территориального расширения государства. После двух мировых войн банальная экспансия стала неприемлемой и осуждаемой мировым сообществом. Но в федералистской "упаковке" эти имперские атавизмы все еще выглядят вполне легально с точки зрения международного права. Ведь в таком случае создается впечатление добровольности присоединения новых территорий и свободной реализации их права на самоопределение.

Имперский федерализм иногда активно практиковался и в СССР, который также номинально называл себя федерацией. Можно вспомнить, что в ходе Зимней войны 1939-1940 годов на оккупированных СССР территориях была провозглашена марионеточная "Финляндская демократическая республика". Ее планировалось распространить на всю территорию Финляндии и провести "парад победы" в Хельсинки. Однако неожиданно мощное сопротивление финской армии и обострение отношений с окружающим миром (исключение СССР из Лиги Наций) заставили прекратить войну и свернуть этот экспансивный проект, ограничившись присоединением лишь небольшой части финских территорий.

Нечто подобное сегодня мы наблюдаем в "Новороссии". Похоже, с весны прошлого года этот проект был рассчитан на возникновение пророссийских "народных республик" во всех южных областях Украины, вплоть до границы с Приднестровьем. Это означало бы полное отрезание Украины от морей и открытие для России "сухопутного коридора" в Крым. Но план провалился. Украина все же оказалась не таким "failed state", как изображали ее кремлевские пропагандисты. А тщательно скрываемое участие регулярной российской армии все чаще выглядит секретом Полишинеля.

С современным регионализмом эта "Новороссия" не имеет ничего общего.

А вот Крым действительно мог бы стать регионалистским феноменом — если бы его жители выступали за повышение собственного республиканского самоуправления, вместо надежд на присоединение к другой стране. Причем исторический опыт у них для этого был немалый.

Еще в январе 1991 года в Крыму состоялся первый в СССР референдум, где крымчане высказались за статус самостоятельной союзной республики. Однако тогдашнее руководство СССР этот референдум не признало. В 1992 году, оказавшись в составе Украины, крымчане приняли суверенную республиканскую конституцию. Но Украина уже тогда воспринимала себя как унитарная страна – поэтому киевская власть в 1995-м отменила крымскую конституцию и упразднила пост республиканского президента. Чем добилась лишь обратного результата – нарастания в Крыму пророссийских настроений.

Но все же эту сложную региональную проблему на тех порах еще можно было бы решить экономическими методами. Если бы Украина привлекла в Крым серьезные международные инвестиции и превратила бы этот цветущий край в подобие развитых прибрежных регионов Турции или Болгарии – сепаратистские настроения там явно бы пошли на убыль. Но увы, о стратегиях регионального развития и децентрализации тогда в Киеве не говорил никто…

Тем не менее экономически и логистически Крым все равно абсолютно связан с Украиной. Именно этими практическими соображениями в 1954 году объяснялась его передача в состав Украины, а вовсе не каким-то "коварным замыслом Хрущева", как трактуют это нынешние пропагандисты. "Воссоединители" Крыма с Россией явно не просчитали экономических последствий своего шага. Или изначально предполагали создание коридора через "Новороссию".

С политической точки зрения нелепо было ожидать мирового признания прошлогоднего крымского референдума. Вспомним, что с момента его объявления до проведения прошло всего 10 дней, причем сторонников иных вариантов, нежели воссоединение с Россией, никто не слышал. Это резкий контраст с шотландским референдумом, на подготовку которого ушло более года, причем за это время состоялась широкая общественная дискуссия.

Возникает еще один вопрос, скорее из области этики. Возможно, Украина могла предотвратить аннексию Крыма, если бы допустила еще в 1990-х годах элементы федерализма и регионального самоуправления. Однако имеем ли мы моральное право призывать другие страны к "федерализации", если сама Россия по факту никакой федерацией не является? Где у нас самих свойственная для мировых федераций свободная избираемость региональных властей и экономическая децентрализация? В прошлом году новосибирские арт-активисты попытались организовать "Марш за федерализацию Сибири" — так не только им запретили это мероприятие, но даже многие СМИ, сообщившие о нем, получили "предупреждения" Роскомнадзора…

Да и в российском Крыму — политических прав (той же свободы собраний) стало уже гораздо меньше, чем было в украинском.

forbes.ru